30 октября, в День памяти жертв политических репрессий, мы думали, как подать эту непростую тему, чтобы она не выглядела заезженной, но открыла для читателя что-то новое. И решили просто рассказать о судьбе одного человека. Совершенно простого, который в исторической главе про советский террор в принципе не мог бы выявиться. Не ученый, не политик, не священник. Не ставший после своей смерти от пули никем в масштабах репрессий и их оценки. Но именно истории таких людей, а не только новомучеников или партийных гигантов, лучше всего иллюстрируют время, не щадившее людей.
Иван Комелов. Крестьянин села Васильевского Тверского уезда, псаломщик местной церкви. Рассказывает главный редактор портала «ТОП Тверь», исследователь истории Васильевской волости Александр Дылевский.
Это было первое «расстрельное» дело, которое мне удалось изучить. Сложно вспомнить, почему именно оно. Возможно, Комелов бросился в глаза в книге памяти жертв политических репрессий Тверской области. Комеловы — известная в Васильевском фамилия и сейчас.
Женский бунт
Трагическая страница жизни Ивана Комелова началась не в 1937-м, а на 8 лет раньше. 31 октября 1929 года сельсовет принял решение занять помещение местной Васильевской церкви под ссыпной пункт. Не всю церковь занять, а лишь ее летнюю часть. Некуда было ссыпать зерно, и местные власти решили убить двух зайцев. Церковный совет подчинился. А вот дальше история разворачивалась почти театрально.
1 ноября, когда церковь намеревались занять под зерно, с утра у храма собралось около 300 человек протестующих женщин. Они не подпускали никого к церкви, и ссыпку хлеба провести не удалось. Кроме того ключи от церкви исчезли из сторожки. Было известно, что с утра дьячек церкви Камелов Иван бежал из деревни Орудово.
Это событие потрясло сельсовет. Считалось, что члены церковного совета взбудоражили общество вестями о закрытии церкви и сорвали мероприятие. Позднее в секретной сводке ОГПУ появились дополнения к имеющейся информации о произошедшем: «толпа женщин при появлении Председателя сельсовета побежала навстречу с криком: «церкви не отдадим, бей его молокососа, это он все сделал», «от нас отнимают обе церкви, звони в колокола». В это время часть женщин побежала к церковной колокольне, но веревки были убраны, и набата не случилось, после чего женщины побежали по всему селу с криками: «от нас отбирают церковь».
В этот же день в соседнем селе Михайловском было созвано заседание Президиума сельсовета. Председателю церковного совета Васильевской церкви Комелову Петр (брату нашего героя) велели разыскать ключи от церкви. В райисполком ушла бумага о контрреволюционном выступлении церковного причта и совета».
Нужно было срочно найти виновных и их наказать.
Среди всех членов церковного клира оказался и псаломщик — Комелов Иван Степанович, про которого и говорили, что с ключами из деревни убежал именно он. За основными «зачинщиками» пришли на следующий день, 2 ноября. Массовый арест 2 ноября 1929 года в Васильевском стал актом устрашения. Уже 4 ноября жители соседней деревни Орудово выступили за отдачу помещения церкви под ссыпной пункт.
Роковая обида
Все арестованные получили несколько лет лагерей. В 1929 году маховик еще только медленно начинал раскручиваться.
Брат Ивана — председатель церковного совета Петр Комелов умер в ссылке, у него осталось шестеро детей, и как пишет ВИК в 1932 году: «все поразъехались». Иван Степанович отсидел положенное и вернулся спустя три года. В это время ему уже 57 лет, и у него очень скверное здоровье: грыжа, порок сердца, потеря зрения на 80 процентов, хронический ревматизм. Его жена Ирина лежит при смерти от рака, в семье четверо детей: Константин (13 лет), Александра (15 лет), Григорий (18 лет), Николай (20 лет).
«Хлеба нет. Вот я и хотел хоть сторожем найти должность, чтобы не быть обузой семье. Прошу вас явить человеколюбие ко мне, возвратить мне мною утерянное по своей ошибке. От вашего постановления зависит судьба моей жизни. Дайте мне заработать кусок хлеба», — пишет Комелов в райисполком с просьбой вернуть ему избирательные права, то есть, по факту — дать возможность устроиться на работу.
Права Комелову не вернули, потому что отношение к мероприятиям Советской власти у него оказалось «ненадежное», и никакой лояльности к ним он, почти слепой и с больной раком женой, не проявил. Досталось и детям, потому что они были основными кормильцами семьи. Николай работал на торфоразработках, Григорий – в колхозе. Как пишет РИК в 1933 году, «в настоящее время вычищены».
Комелов, если верить секретным спецсводкам ОГПУ, после возвращения домой вел себя почти вызывающе. Его обида на Советскую власть была сильна. Он говорил следующее: «Советская власть только и живет на обмане. Скоро будет война, и придет конец Советской власти». Эти разговоры на фоне его просьб о возвращении прав не могли кончиться ничем хорошим. Жена Комелова Ирина Васильевна умерла в июне 1934 года. Она не застала страшного конца своего мужа.
С ордером на арест и обыском к Комелову домой пришли 13 августа 1937 года. Следователь забрал с собой в числе прочих Библию, 2 книги «Ивангиль», духовной литературы 48 книг, ружье охотничье, семь патронов к нему, 265 рублей «николаевских» денег, 80 рублей «керенок» и 50 рублей облигаций займа «Свобода».
Из анкеты арестованного мы узнаем, что Комелов бывший унтер-офицер царской армии, единоличник, не колхозник, но сдал в колхоз лошадь, корову, двух телят, плуг, борону, телегу и ригу.
Первый допрос Комелова сотрудник НКВД провел 23 августа. Особые метки в деле – подчеркивания синим карандашом показывают, на что следует обратить внимание, в частности подчеркнуто: «исполнял должность псаломщика». И фамилия Комелова написана неверно.
Первичный допрос малоинформативен:
Вопрос: Вы обвиняетесь в проведении антисоветской агитации. Признаете ли вы себя в этом виновным?
Ответ: Я никакой антисоветской агитации не проводил и виновным себя в предъявленном обвинении не признаю.
Вопрос: Вы говорите неправду. Следствие располагает достаточными материалами, изобличающими вас в антисоветской деятельности, и требует от вас правдивых показаний.
Ответ: Повторяю, что я никакой антисоветской агитации не проводил и виновным себя в этом не признаю.
Доносчиками по делу Комелова выступили двое. Оба дали показания накануне, 20 августа. Мы не станем здесь называть их фамилии.
Илья С-н, член ВКП(б) в этот же день рассказал помощнику оперуполномоченного 4-го отделения УГБ, что «вернувшись из ссылки, Комелов возобновил свою контрреволюционную деятельность среди колхозников. Систематически проводит агитации, высказывает контрреволюционные настроения. Придет в магазин, начинает вести агитацию, что все дорого, колхознику недоступно купить и т.д. Комелов активно проводил агитацию среди населения против закрытия церкви».
Свидетель продолжает: «зашел как-то в пожарный сарай, Комелов собрал вокруг себя группу колхозников, читал газету и говорил, сколько испанцы не воюют, а все равно мятежники победят. Скоро будет у нас война, Советская власть тоже полетит. Колхозы тогда все распустят, коммунистов отсюда всех погонят, а то они и вас и нас замучили. У руководства сидят без головы. Сколько не давай государству и все будет мало. Комелов враждебно настроен против коммунистов, частенько высказывал свою злобу, скоро придет время, мы с этими коммунистами расправимся».
26 августа дело Комелова направляется на рассмотрение Тройки НКВД, а это уже можно было считать приговором, который «тройка» и вынесла 20 сентября. «За контрреволюционную агитацию и распространение провокационных слухов о войне, высказывание террористических настроений по адресу членов правительства» Ивана Степановича приговорили к высшей мере, и 23 сентября 1937 года в час ночи Ивана Степановича расстреляли.
«Не ищите»
У него остались дети, ставшие автоматически детьми «врага народа»: Николай (25 лет), работавший помощником машиниста на васильевских торфоразработках, 23-летний Григорий, 18-летний Константин, работавшие там же и Александра, работавшая счетоводом на вагонном заводе в Калинине.
Внучка Ивана Степановича — Екатерина Константиновна Алисова рассказывала, что после ареста и долгого безвестия, родные начали разыскивать Комелова, но им «сказали: не ищите, он расстрелян и погребен в общей могиле на Волынском кладбище».
Реабилитировали Ивана Комелова в 1989 году во время общей волны реабилитации и пересмотра решений «троек».
В «расстрельном» деле фотографий Комелова нет, но они остались в доме. Несколько дней назад родовой дом Комеловых в Васильевском сгорел дотла. За несколько лет до этого личные вещи Комеловых, семейные фотографии были переданы в местный Васильевский музей и ныне хранятся там.
Среди раскопанных в 2005 году на Волынском кладбище безымянных останков, наверняка, есть и кости Ивана Комелова. теперь никто не разберется. Тверская Волынь — это наше «местное бутово», где искать конкретных людей, погибших за резкие слова, бессмысленно. Кто-то может сказать, что Комелов «заслужил» такой меры за свои резкие высказывания, но странно было бы соглашаться с этим. Ни Комелов, ни еще сотни тысяч человек, которых увезли ночью на пресловутом черном воронке, близкие которых напрасно ждали домой десятилетиями, не заслуживали приговора без суда, не заслуживали смерти за слова. Но сегодня все оценки уже даны. Ровно 90 лет прошло с тех событий у Васильевской церкви, когда Комелов сбежал с ключами, но для семьи эта история как никогда нова и отзывается резко. Пусть они и дают оценки всем.
30 октября митрополит Тверской и Кашинский Амвросий отслужил панихиду по убитым в годы репрессий на Волынском кладбище в Твери. В 2005 году во время ремонта церкви Серафима Саровского под основанием сгоревшего притвора в траншее обнаружили останки убитых. После отпевания здесь поставили крест и открыли мемориальную плиту.
Александр ДЫЛЕВСКИЙ
