Этого юбилея Победы мы все очень ждали. 75 лет — срок, вмещающий целую человеческую жизнь. Сложную и долгую жизнь, в который было все: и горе, и счастье, и солнце, и грозовые тучи. Но меняется погода, меняется время, меняются люди, а вещи, многие из которых и составляют человеческую жизнь, остаются. Они остаются, чтобы рассказать будущим поколениям о важном прошлом.
Так вышло, что мы проводим этот праздник дома. Все-таки здоровье (особенно здоровье старшего поколения) бесценно, и пока эпидемиологическая ситуация не стабилизируется, массовые мероприятия придется отложить.
А впрочем — праздник ведь не на площадях, а в сердце. Мы еще успеем посмотреть все парады, поехать на все экскурсии и возложить цветы к мемориалам. А пока что онлайн путешествуем по местам памяти и славы. Стаей журавлей на окошке даем сигнал: мы помним, мы вместе. И бережно достаем семейную реликвию, чтобы рассказать о ней всем.
Сотрудники РИА «Верхневолжье» начинают рассказ о вещах, которые из поколения в поколение передаются в их семьях, как память об ушедших героях.
Гимнастерка майора-гвардейца: в ней он брал Кенигсберг и плясал вприсядку на своей свадьбе
Главный редактор РИА «Верхневолжье» Юлия Овсянникова
«Увы, я не помню своего деда по папиной линии. Василий Федорович Овсянников умер в 1987-м, когда мне было всего четыре года: говорят, он страшно любил таскать меня на руках, и это он настоял на моем имени — Юля. Зато от него осталось множество вещей, свидетельств, примет и разных полезных дел.
Кадровый офицер-артиллерист Овсянников был человеком невероятной самодисциплины и перфекционистом крайних степеней, организованным, системным, аккуратным. С первых дней войны он вел дневник: дивным красивым почерком фиксировал путь своего полка. Когда дневник сгорел при налете в блиндаже, дед скрупулезно его восстановил. Эту привычку он сохранил на всю жизнь, и от него осталось несколько толстых тетрадок.
Или такой штришок: однажды в сарае в детстве я наткнулась на железные дуги, аккуратно перевязанные бечевкой. «Это твой дед», — сразу понял отец. И рассказал: дед не мог выносить, видя, как моя прабабка кое-как, криво и косо, рубит дрова. «Марфа Сергеевна, ну некрасиво рубишь!» — не выдерживал он. «Сыночек, да какая же в дровах красота?» — удивлялась прабабушка. А он хотел совершенства.
Мой аккуратный и организованный дед сохранил свои планшеты, военную форму, ремни, фотографии и письма. Четыре года назад родители передали мне военную гимнастерку деда — большую, широкую (дед был довольно высоким), потрепанную молью, самую настоящую.
Что видела эта гимнастерка? В каких городах побывала? Какие события пережила?
Все по полочкам у деда было не только в быту, но и в голове: в дневниках мало рефлексии, но время от времени Василия Федоровича Овсянникова прорывает — его возмущает лень, безответственность, странные выходки. Вот он обдумывает беседу с солдатом, который устроил пьяный дебош, свято веря в перевоспитание, вот его раздражают интриги офицера-штабиста, но и тут дед надеется, что человек-то — неплохой!
Удивительно, как свято верил в человечество майор гвардии, который прошел всю войну и видел страшные вещи. Великая Отечественная началась для него непосредственно 22 июня — полк стоял на границе. Потом были страшные отступления, долгие, томительные, с брошенными орудиями и ключами, выкинутыми в Буг. Был Калининский фронт, ранение и знакомство с моей бабушкой — госпитальной медсестрой. Мне трудно удержаться от слез, глядя на Ржевский мемориал: ведь первую награду — орден Красной Звезды мой дед получил за Ржевско-Вяземскую наступательную операцию.
«Своей партийно-политической работой сколотил личный состав дивизиона, воспитал десятки бойцов и командиров. Дивизион нанес своим огнем огромные потери противнику в живой силе и технике. Только за период наступательных операций с 25 ноября по 25 января 1943 года огнем дивизиона истреблено свыше 700 солдат и офицеров, 6 артиллерийских и минометных батарей, 13 автомашин, 3 танка, 10 ДЗОТов с огневыми точками», — написано в наградном листе гвардии капитана, замком дивизиона по политчасти 10 гвардейского артполка — РГК Василия Овсянникова.
В 1944 деда награждают медалью «За отвагу»: «Тов. Овсянников инициативен, смел и решителен. 4 января 1944 г. он был на батарее. Командир батареи отсутствовал. В этот момент противник пошел в контратаку. Тов. Овсянников принял командование на себя, руководил батареей до конца боя, в котором уничтожена вражеская пушка, пулемет и до 10 гитлеровцев.
Находясь на НП 3.02.44 года в р-не дер. Волчек заметил вражеский ДЗОТ и пулемет. В момент, когда наша пехота поднялась в атаку, они заработали. Тогда тов. Овсянников, невзирая на сильный огонь противника, добежал до пушек и, корректируя огнем, подавил эти точки, после чего пехота двинулась вперед. В бою за дер. Бондари в ночь на 4.02.44 г. при эвакуации раненых был ранен сам, но остался в строю до тех пор, пока все раненые не отправлены в медпункт. Перевязав себе рану, отказался уйти на излечение и продолжает руководить парторганизацией полка», — сухо сообщают документ.
В 1945 году гвардии майор Овсянников представлен к ордену Отечественной войны II степени. Среди заслуг — конечно, Кенигсберг! Прусская крепость, взятая нашей артиллерией. Медаль «За взятие Кенигсберга» была у деда одной из самых любимых.
После войны он еще семь лет прослужил в Германии — наводил порядок на бывших немецких землях, вошедших в состав Польши. А сразу после Победы к нему приехала невеста, моя бабушка. Свадьба была на скорую руку, молодая, невыспавшаяся и усталая, держалась из последних сил. А майор Овсянников выкинул коленца, в прямом смысле слова: взял и пошел вприсядку, да так, что все обомлели. Танцевал, как в последний раз в жизни. «Ну, Вася, ну дает!» — хлопали за столом.
Вернувшись на родину, на гражданке майор Овсянников занялся новым любимым делом. Окончил лесотехническую академию и возглавил Торопецкий леспромхоз. Из воспоминаний его бывших подчиненных понять можно следующее: дед был строгим, требовательным и страстно любил лес. В Торопце рядом с братским кладбищем до сих пор растет посаженная им роща. А в детстве мне довелось полоть голубые елочки в лесопитомнике, который некогда завел он, мой дед — одним из первых в области.
Он успел построить дом, вырастить двух сыновей, посадить много-много деревьев — как случилось несчастье. Сказались старые боевые ранения, и Василию Федоровичу Овсянников ампутировали обе ноги. Он провел много лет на маленькой инвалидной коляске. Что характерно, и тут не давал себе слабины — писал, организовывал, читал, занимался хозяйством… В это трудно поверить, но человек без ног каждое лето собирал грибы: без леса дед не мог. Ах да: костюмы он все раздал, раздарил. Но гимнастерку оставил.
Сейчас она лежит у меня в шкафу, и я считаю ее вещью силы. Пару раз в жизни в самые критические моменты я надевала ее, гимнастерку деда, закрывала глаза и видела его — молодого крепкого парня, офицера, парторга, в дыму и чаду войны. Вот он бежит под огнем к пушке, немецкий ДЗОТ замолкает, и пехотинцы, подняв головы от окопной стылой земли, встают, чтобы идти вперед… Кого убоюся?»
Орден Красной Звезды: одна награда и два подвига парторга
Главный редактор РИА «Верхневолжье» Юлия Овсянникова
«Мой дед Антон Иванович Новицкий никогда не рассказывал о войне. Говорят, он был таким интеллигентным, добросердечным человеком, что слово «война» в общении с ним просто застревало в горле. Дед Антон разводил кроликов, обожал рыбалку, любил жену, дочь, брата, сестру, собаку-спаниеля Динку… За столом был душой компании (что четко видно на праздничных фотографиях), его обожала вся улица. И только в День Победы дед становился очень серьезным, а на улице, когда он шел вместе с другими ветеранами войны на митинг, к нему, отмечала моя мама, подходили незнакомые люди — поздравляли, уважительно трясли руку. Слово знали о деде Антоне что-то такое, чего не знала ни она, любимая дочь, ни жена.
У братьев и сестер младшенький в семье, Антон, слыл авантюристом. До войны много путешествовал, много «приключался», менял города и профессии, был любимцем женщин.
Но потом была война, нелепая смерть второй жены, знакомство с моей бабушкой. На руках у нее к тому моменту было двое детей, а за спиной — женская трагедия: плен мужа, его возвращение, его уход в другую семью, ее переезд. Мама была поздним ребенком позднего брака двух зрелых, многое переживших людей. Может быть, поэтому в их доме всегда царил мир.
Дед умер в семидесятые. В 1983 родилась я. Через несколько лет я нашла в шкафу красную коробочку с медалями и орденами. Особенно мне понравились ордена в виде больших красных звезд. Я начала задавать вопросы — а ответов не было. Никто не знал, где и кем дед служил на войне, за что был награжден, где был контужен (из-за чего всю жизнь плохо слышал).
Ответ нашелся несколько лет назад, когда на сайте «Подвиг народа» начали выкладывать документы о награждениях. «Вместе с училищем был отправлен в 1942 году на Южный фронт, зачислен помкомвзводом минометного взвода, отправлен на передовую против войск противника генерала фон Манштейна», — сообщал бесстрастно наградной лист. — «В с. Михайловка уничтожил 3 фашистских солдата, вынес с поля боя раненого командира роты. Получил тяжелое ранение. После выздоровления направлен в г. Шуя, в училище. После окончания отправлен на Витебский фронт и назначен парторгом батальона.
4.3.1944 при выполнении боевого задания во что бы то ни стало уничтожить немецкий дзот на высоте 143 под Витебском, которое было с честью выполнено, получил контузию. Уволен инвалидом II группы…».
Носить медали и ордена дед не любил. Так они и пролежали десятилетия в своей красной коробочке. Лежат и сейчас в память о человеке, которого я не знала, но на которого, говорят, внешне довольно похожа.
И уж, конечно, если бы довелось встретиться, нам точно было бы о чем поговорить».
Ордена и трудовая книжка
Главный редактор портала «Тверьлайф» Игорь Докучаев
«Мой дед Иванов Иван Гаврилович был человеком крутого нрава. Он ушёл на фронт в 18 лет, а до этого жил тяжёлой крестьянской жизнью, в которой редко встречалась радость. Чего уж говорить о послевоенной разрухе. Дед мало про это рассказывал, а из реликвий прошлых лет у нас остались только его награды и трудовая книжка.
Они хранились в старой шахматной коробке. Когда дед-Иван доставал эту коробку на День Победы, на его лице каждый раз появлялось несвойственное выражение — жалость, скорбь, злость, благоговение. Это странная и противоречивая смесь. Столько эмоций не может умещаться одновременно в человеке. Но умещались. Даже спустя 60 лет после войны. Юбилейные медали дед не признавал, хотя они позвякивали в той же коробке. А с боевыми наградами — Орденом Отечественной войны и Орденом Славы обращался очень бережно, подолгу рассматривая, хорошо ли они приколоты к любимому выцветшему пиджаку. И пожалуй не меньше чем боевые ордена он уважал медаль Ветеран Труда.
«Война четыре года шла, а работаем мы всю жизнь»- сказал он, когда я, маленький, спросил, что особенного в этой медали».
Шкатулка с богатырями
Документовед РИА «Верхневолжье» Ольга Карпухина
«В семье, сколько себя помню, была шкатулка. Деревянная шкатулка, с изображением трёх богатырей на крышке, но вот трогать ее не разрешалось. Однажды на мой вопрос: «а почему нельзя?», дед ответил — это не игрушка, а память. С тех пор прошло много лет, уже нет в живых ни бабушки, ни дедушки. А шкатулка — вот она, на прежнем месте, и в ней, действительно, память — медали дедушки и бабушки».
Дед — Зайцев Алексей Григорьевич в 1944 году был призван в армию, служил на Дальнем востоке радистом. Службу в армии закончил в 1952 году, вернулся в Тверь и до пенсии проработал в СВПЧ-1 (самостоятельная военизированная пожарная часть).
Бабушка — Зайцева (Новосёлова) Екатерина Егоровна в армии не служила, но с 16 лет (1942 года) и до пенсии проработала в СВПЧ-1. В годы войны тушила пожары, впоследствии работала диспетчером на центральном пульте. Дослужила до звания «прапорщик».
Орден в наследство
Специальный корреспондент Светлана Финевич
«Для меня май – это детское, еще дошкольное воспоминание о том, как дедушка собирался в городской парк южного города на встречу с фронтовиками. Тщательно брился, до зеркального блеска начищал ботинки, надевал пахнущую свежестью накрахмаленную бабушкой рубашку. И сам дрожащими после контузии руками пристегивал на выходной пиджак орденские планки и медали. Их было много. Дед был мобилизован в Красную Армию в первые же военные дни. А 30 июня 1941 года родилась моя мама.
Бабушка, чтобы показать мужу новорожденную дочку, специально ездила с малышкой в другой город, где формировалась его часть.
Дед прошел всю войну, четыре раза был ранен и дважды контужен. Последние свои награды: Орден Красной Звезды и Медаль «За победу над Японией» получил в Маньчжурии, уже после капитуляции Германии. Моя героическая бабушка с маленькими дочками через всю страну, с Дона, поехала к деду в Китай, где в 1947-м родился мой дядя.
Рассказывать о войне дедушка не любил, но его фронтовых товарищей в семье всегда встречали как самых близких и любимых родных. В майские дни, когда к нему в гости приезжали однополчане, они садились за празднично накрытый стол, поминали погибших и скупо и строго говорили о том, что понимали только они. Не рассказывали, а вспоминали.
После смерти моего деда бабушка раздала его многочисленные боевые награды детям и внукам. Мне достался Орден Великой Отечественной войны 1-й степени и Медаль «За победу над Японией». Много позже из наградного листа я узнала, за что он получил этот орден. Звали моего дедушку Григорием Яковлевичем Коровиным».
«Я бы звезду эту сыну отдал»
Корреспондент портала «ТОП-Тверь» Маргарита Васильева
«Военных и довоенных вещей и писем в нашей семье почти не сохранилось. В 1941 году, во время одной из бомбардировок Торжка, в дом угодила бомба. Бабушка Анна с крохотным сыном едва успела выбежать в поле.
Так что по- настоящему «военной вещью», хранящейся в нашей семье, стала боевая медаль деда «За отвагу», полученная за оборону Сталинграда.
Мой дедушка, Иван Дмитриевич Кириллов, был связистом. Сколько раз там, в Сталинграде, он выходил под пули восстанавливать оборванную связь? Вряд ли считал.
Тогда ему и угодил осколок в правую руку. Ранение было серьезным: до самой смерти у деда не сгибались два пальца. Что, впрочем, после войны не помешало ему заново отстроить дом и посадить сад.
Он довел дело до конца, под шквальным огнем восстановил линию. «Одной левой?»- восхищенно спрашивала я. Мне тогда это не казалось чем-то необычным, ведь дед умел все.
«За отвагу» была не единственной боевой наградой. Но в послевоенные годы в доме к медалям относились просто: главное – война кончилась, муж и отец вернулся живым. А награды… Что ж, помните, как у Высоцкого: «Я бы звезду эту сыну отдал». Трое детей подрастали. Отцовские медали примеряли на детские рубашки. Что-то было утрачено, но большая часть сохранилась.
Медали лежали в дедушкиной комнате, в шкафу, в жестяной коробке вместе с бабушкиными янтарными брошами и заколками. Но мы знали: шкаф можно открыть, коробку достать, и все как следует рассмотреть.
Мне нравилось прикасаться к темно-красной эмали ордена Великой Отечественной войны. Эта серебряная звезда казалась такой солидной, тяжело лежала в ладони. Но медаль «За отвагу» была особенной. Дед по-прежнему разрешал ее примерить – теперь уже нам, внучкам, вместо слов похвалы.
За первую прочитанную до конца книгу – ух, и толстую (а ведь это дед научил меня читать и писать, задолго до школы). За спуск на лыжах с горы, что казалась в детстве такой крутой. За то, что не свалила на приятелей-мальчишек вину за костер, разведенный в опасной близости к соседскому забору (а ведь поверили бы). За криво сколоченную (но самостоятельно же) клетку для кроликов. Эта медаль была маркером: все верно, так держать.
До сих пор, когда надо сделать нравственный выбор, я думаю: а как бы отреагировал дед?
Он очень редко рассказывал о войне. Однажды я, семилетняя, спросила: почему?
Фронтовик, хваткий следователь, человек редкого бесстрашия (истинного — того, что базируется на спокойной уверенности), ответил:
-Потому что ничего страшнее войны на свете быть не может.»
Дом Победы
Корреспондент газеты «Тверские ведомости» Ирина Тюрина
«Недалеко от Твери есть деревня с необычным названием Иенево, которая до сих пор таит в себе много тайн и историй Великой Отечественной войны. Сегодня здесь все живет современной жизнью: строятся «особняки», проложен газопровод, а по выходным витает запах шашлыков и привычного дачного отдыха. Но стоит только послушать воспоминания старожилов, немного углубиться в лес, как история возвращается…
Нашему дому в деревне Иенево в этом году исполняется 100 лет. Он – безмолвный свидетель военного времени. Дом был построен пра-пра-прадедом моих детей Дмитрием Петровичем Киселевым, председателем местного колхоза. Он и его жена Прасковья Дмитриевна всегда жили здесь, растили детей и внуков.
Когда Калинин в 1941 году был оккупирован фашистами, в Иенево шли ожесточенные бои. Местных жителей эвакуировали, в том числе и нашу семью. Немцы в деревню так и не попали, но «стояли» на том берегу Волги, в районе Элеватора. Советские бойцы заняли в деревне оборонительные позиции, периодически вели перестрелку с фашистскими захватчиками. Все дома в деревне были обстреляны. Даже спустя десятки лет в огородах, во дворах то и дело попадались гильзы и пули, оставшиеся с 1941 года. Например, в огороде при нашем доме была найдена пробитая каска. Она трепетно нами хранится, как раритет, пусть и не принадлежала нашей семье.
Дом Киселевых, скрытый от пуль большим сараем и раскидистым деревом, был неприметен для врага на том берегу. Поэтому здесь располагался штаб. Даже представить сложно, что почти 79 лет назад здесь, в нашем доме, совещались командиры, выстраивая план дальнейших действий…
После освобождения Калинина семья вернулась в родной дом. И, как и другие местные жители, делали лепешки из обгоревшего зерна, собранного около взорванного немцами Элеватора.
Война не прошла мимо семьи Киселевых. Михаил, сын Дмитрия Петровича, был призван на фронт и служил связистом. Он, к счастью, вернулся домой.
В лесу, буквально в 100-200 метрах от деревни, сегодня сохранились десятки ям от окопов, в которых прятались наши солдаты. Здесь находили и гильзы, и каски, и пустые банки из-под тушенки, и некое подобие кирпичной печки и многое другое.
А чуть в стороне было захоронение советских солдат, убитых во время перестрелки. Их тела местные жители собирали и хоронили, когда вернулись после эвакуации в деревню. И навсегда запомнили небольшой холмик, оставшийся на долгие годы, к которому на праздник Победы приносили цветы. Говорят, что захоронение из Иенево было перенесено, но доподлинно это неизвестно.
В юбилей Великой Победы эти картинки сами собой возникают в памяти, рождая в сердце светлую грусть. История – она рядом. Даже если прошло более 75 лет.»
Хронометр на память
Василий Ходарев, сын корреспондента «МК в Твери» Дмитрия Ходарева:
«Одна из главных наших семейных реликвий – авиационный хронометр со штурмовика Ил-2 выпуска 1941 года. У этих часов необычный серийный номер – ровно 41000. И еще более удивительная история того, как он появился в нашей семье.
Однажды мой прадед, гвардии старший техник-лейтенант, заместитель старшего инженера полка по спецоборудованию 76-го гвардейского штурмового авиационного Мелитопольского Краснознаменного ордена Кутузова III степени полка, Блохин Александр Иосифович, сидел в кабине штурмовика и разбирал приборную доску, чтобы устранить какую-то неполадку.
В это время на аэродром налетели немцы и начали бомбить самолеты на стоянке. По воспоминаниям прадеда, они появились так внезапно, что выбежать и спрятаться времени не было. Он успел только на автомате задвинуть фонарь кабины и пригнуться. От близких взрывов самолет подкидывало и бросало из стороны в сторону. Когда немцы закончили бомбить, полуоглушенный прадед выбрался из кабины и понял, что его спасла только бронекапсула, защищающая пилота. Только она и осталась цела – хвост, крылья и место стрелка были изрешечены осколками.
Самолет восстановлению не подлежал, а прадед на память снял с него хронометр. После войны он трепетнее всего относился к этим часам и своему гвардейскому нагрудному знаку. А теперь их бережно храним мы».
