Новости о вылетах вертолетов в больницы Тверской области появляются в тверских СМИ практически ежедневно. В то же время о том, как работает служба санавиации, для далекого от медицины человека не известно практически ничего. Герой этого интервью – заведующий отделением экстренной и плановой консультативной помощи Областной клинической больницы Иван Кудин. Врач-реаниматолог с многолетним стажем расскажет читателям ТОП Тверь о том, что происходит с пациентом внутри вертолёта, есть ли в их работе место эмоциям и почему безутешных родственников пускают на борт.
В штат-бригады авиамедицинского и наземного базирования отделения экстренной и планово-консультативной помощи (так официально называется санавиация) входят врач реаниматолог-анестезиолог, фельдшер, водитель, либо командир воздушного судна. В случае необходимости к ним присоединяется еще специалист, как правило, хирург. Всего в отделении около 30 сотрудников.
Сегодня Тверская область – один из немногочисленных регионов России, в котором продолжает работу санавиация. Связано это с тем, что развитие санавиации было пилотным проектом, для участия региону необходима определённая инфраструктура, возможности софинансирования из федерального и регионального бюджетов. Отделение существовало при областной больнице с момента её основания, но в советское время в его распоряжении не было специализированного транспорта, использовались силы сельскохозяйственной авиации. С 2006 к дежурствам подключили борт МЧС, вылеты на котором были разовыми. В последние годы тверская санавиация — это полноценная служба со своим штатом и вертолетами.
По словам Ивана Кудина, изначально санавиация создавалась для хирургического отделения больницы, в районы выезжали узкие специалисты и опытные хирурги. Сейчас концепция поменялась: санавиация направлена в большей степени на эвакуацию и уже не относится только к областной больнице — это полноценная региональная служба. Пациентам после серьёзных операций в районных больницах нужно серьёзное послеоперационное ведение, без которого даже прекрасно сделанная операция ничего не стоит. Исходя из тяжести состояния и сложности реабилитации, пациента отправляют в областную больницу или межрайон. Медицинские учреждения делятся на три уровня: первый — небольшие районные, способные оказать минимальный объём помощи, второй — межрайонные центры с большими диагностическими возможностями, третий — ОКБ, больница скорой медицинской помощи и детская областная больница.
Можем улететь и обратно
У медиков-спасателей, по мнению, завотделения, должно быть важнейшее качество — умение быстро принимать решения. Кроме того, работая на периферии, работаешь один, чаще всего без поддержки. Не как в стационаре, где всегда можно обратиться к коллегам за консультацией.
Наши врачи – это те специалисты, которые умеют ставить диагноз руками и глазами, отмечает Иван Кудин.
Сейчас с этим стало чуть проще, так как действует система дистанционных консультативных центров. На базе ОКБ они есть в кардиологии, реанимации, неврологии, в ожоговом центре. Врачи выходят на связь с коллегами, экстренно переправляют необходимые результаты исследований даже из воздуха, для этого существует специальная система дистанционной медицинской связи. В санавиации есть защищённые телефонные линии, по которой обсуждают состояние пациента с коллегами. Сейчас в работу приняли планшеты, программа которых позволяет отправить фото, видео, текстовый материал: результаты анализов, кардиограммы, снимки. Данные о пациенте кодируются, никто посторонний их получить не может.
Но надо понимать, что бригада, прилетев к пациенту на вертолете, необязательно заберет его с собой.
Мы не эвакуируем людей любой ценой. Самый главный вопрос, который решает медик на месте – это вопрос транспортабельности, её целесообразности и условий. То есть. можем улететь обратно и без пациента. Такое тоже случается. Пустые вылеты бывают, но немного. Эвакуация – это не самоцель. Пациента нельзя подвергать в угоду чему-либо лишним рискам и опасностям, — говорит Иван Кудин.
Пока вертолёт готовится к вылету в течение 10-15 минут, лечащий врач из района обязательно связывается с реаниматологом, который к нему полетит. Уже на месте собирается консилиум: лечащий врач знает состояние пациента, врач-администратор знает условия больницы, врач, который эвакуирует, знает условия транспортировки. В таком случае решение получается взвешенным и принимается быстро.
Самое слабое звено
У граждан возникает закономерный вопрос: экипаж скорой помощи и борта санавиации – одни и те же врачи, спасающие жизни? Иван Кудин подтверждает:
Да, мои врачи работают и там, и там. Жизни они не спасают, сейчас объясню почему. Работа в медицине – это работа в команде. Ответить на вопрос, кто спас жизнь пациента, очень тяжело. В лечении принимают участие много специалистов. Я обычно не говорю, что именно мы кого-то «вытащили». Я всегда ориентирован на команду. Каким бы ты ни был хорошим врачом, ты ничего не стоишь, если остальные звенья просажены.
Здравоохранение по мнению Ивана Кудина работает так: усиливать что-то одно не имеет смысла, развитие возможно только комплексно. Точечные нововведения не решают проблем. И всегда общий уровень будет определяться самым слабым звеном.
Бейся хоть головой об стенку, но если в районе есть полтора врача низкой квалификации, которые не могут выявить угрожающее жизни состояние, задерживая тем самым время эвакуации, то всё насмарку. И с этим ничего уже нельзя будет сделать. Всегда только команда. На всех этапах взаимосвязь и преемственность.
От звонка до приземления
Самое интересное для читателя — понять, как работает санавиация: от звонка до вылета. Откуда поступают сообщения, как принимается решение о транспортировке по воздуху? Кто связывается с санавиацией?
Иван Кудин поясняет, что связаться может любой медицинский работник, чаще всего, это врач приёмного отделения. Если речь идет о крупных ДТП с пострадавшими, то запросы поступают в центр управления кризисных ситуаций по номеру 112, а оттуда уже перезванивают нам. Обычный человек напрямую дозвониться до нас не сможет, даже сотрудник ГИБДД.
Звонок поступает в диспетчерскую, там, если нужны дополнительные консультации, связывают доктора с профильным специалистом. Это занимает несколько минут.
Главное решение, которое необходимо принять в этом вопросе: мы лечим на месте, отправляем туда бригаду со специалистами, либо мы эвакуируем и лечим здесь.
Если два созвонившихся врача принимают решение вылететь транспортировать пациента по воздуху, диспетчер отправляет заявку на вылет в авиаотряд. На вызов отправляется дежурный экипаж в суточном режиме. Перед вылетом командир воздушного судна сверяется с метеослужбой, и если она не позволяет вылететь, то он информирует диспетчера, и на место выезжает бригада скорой помощи.
Конечно, скорость машины скорой помощи и вертолета совершенно разные. Вертолёт летит со скоростью 200 километров в час и летит напрямую от точки до дочки. Для некоторых районов это принципиально важно. Кроме того, на вертолёте сокращается время нахождения пациента на этапе транспортировки. Второе преимущество – вертушка позволяет забрать больше одного больного.
Я брал на борт семерых, — рассказывает Иван Кудин. — Это было происшествие на воде в Калязинском районе. Катер столкнулся с берегом, заклинило рули. Мы работали с детской санавиацией, шли двумя бригадами. Это скорее исключение, но по 2-3 пациента свободно берём. Аппаратура на всех у нас есть.
Чаще всего экстренная транспортировка по воздуху требуется пациентам в тяжёлом состоянии: их доставляют из районных больниц до ближайшей профильной реанимации в межрайоне. В том случае, когда доставка в Тверь может усугубить состояние. Наши вертолеты летают также и за пределы области, доставляют пациентов в федеральные медицинские центры в Москве и Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде. Помимо пострадавших в ДТП, тверская санавиация работает также и с сосудистой программой. Основной пул – пациенты с коронарной патологией – это инфаркты миокарда, острый коронарный синдром. Пациенты с инсультом. Травмы тоже достаточно часто. Ну и ковид.
В случае чрезвычайных ситуаций санавиация работает с отрядом МЧС, местная скорая выделяет бригаде врачей машину, на которой от вертолета они добираются до пациента и везут его на борт. То есть, не всегда вертолет может приземлиться непосредственно к месту, например, ДТП. Но поблизости может. Решение о возможности безопасной посадки в труднодоступной точке без оборудованной площадки принимает командир воздушного судна. Командир делает контрольный облёт, выбирает площадку поблизости. Вертолёт может и не приземляться, а принять пациента, находясь в воздухе.
Таким способом забираем людей с болот во время поисково-спасательных операций, — рассказывает Иван.
Недавно в Тверской области произошло ЧП на железной дороге — человек получил травмы. Вызвали бригаду врачей санавиации, но посадка была невозможна из-за огромного количества проводов вокруг.
У нас есть проблемные места на трассах, к примеру на М-11. Там две полосы в каждую сторону, по центру ограждение. Но с этим ещё можно было бы что-то сделать. Но на ограждения натыканы мачты освещения. Рядом с дорогой крутые кюветы. Вертушка обладает определёнными габаритами, должна ещё быть соблюдена зона безопасности от конца винтов до препятствия, поэтому крутимся, придумываем.
Любой трэш — чей-то косяк
Нужно понимать, что основная работа с пациентом производится на земле. Подготовка к транспортировке может занимать 3-4 часа, всё это время вертолёт будет ждать. На борту же сидишь и смотришь. Если необходима искусственная вентиляция легких, то мы продолжаем её и там. Если в воздухе что-то случается, то все реанимационные протоколы полностью выполнимы. Проводим предписанную терапию, допустим, вводим лекарства каждые 1,5 часа.
Чем профессиональнее реаниматолог, тем скучнее у него работа, — говорит Иван Кудин. -Любой трэш – это какой-то косяк. Что-то недоглядели, не увидели. У меня таких вещей, как правило, не бывает.
На борту никаких операций не проводится по одной простой причине — пациент, требующий экстренного оперативного вмешательства, на борт не попадёт. Есть ряд манипуляций, которые могут быть выполнены. Пациентам в сознании медики оказывают в том числе и психологическую помощь как до, так и после взлёта. Врачи подробно и поэтапно рассказывают больному, что будет происходить. Это помогает успокоиться. На борту вертолета лишних истерик и психозов не нужно.
Что касается опасностей полета, то Иван Кудин говорит прямо: все опасности начинаются с высоты примерно 4 тысяч метров, но санавиация, понятно, на таких высотах не летает. Там более там разряженный воздух, ниже содержание кислорода, атмосферное давление другое.
Факторы, воздействующие на наших пациентов, – это шум и мелкая вибрация. На всех пациентов, даже людей в коме, мы надеваем наушники. Мелкая вибрация – неизбежное зло, никуда от этого не денешься. Пациенты неврологического и нейрохирургического профиля получают дополнительную терапию для того, чтобы нивелировать воздействие. Но это не идёт ни в какое сравнение с вибрацией на некоторых наших дорогах, если везём машиной, — рассказывает врач.
Дикие люди
Сезонность влияет на любую работу, но у врачей-реаниматологов это особенно остро. Сейчас весна, народ начинает выбираться на дачи, а это, по словам Ивана Кудина, отравление суррогатами алкоголя, черепно-мозговые травмы, «межобластной» подъем заболеваемости по ковиду. Сейчас ещё происшествия на воде начнутся, как только потеплеет. Каждый год врачи сталкиваются с тем, что как только становится тепло, из окон начинают падать дети.
Всё это очень печально, конечно. Сейчас, слава Богу, разобрались с детскими креслами, не прошло и 10 лет. После увиденного во время работы врачом скорой помощи, у меня больше не возникает вопроса, для чего нужно автокресло. Мы достаточно дикие люди. У нас есть какой-то негатив к тому, что нам якобы навязывают. Посыл даже неважен. Всем кажется, что с ним этого случиться не может. Сейчас такую картину мы видим на примере с ковидом.
Чаще всего сегодня санавиация летает в межрайонные центры, больницы, которые помимо своего района обслуживают также и окрестности, к примеру, участки федеральных трасс. В них работают в том числе узкие специалисты. На этих центрах завязана маршрутизация по скорой помощи. Это Бежецк, Нелидово, Ржев, Вышний Волочок, Удомля, Бологое. И достаточно часто в удалённые районы – Весьегонск, Западная Двина, Андреаполь, Торопец.
Но не больше 4-5 вылетов в день. Кто-то любит хвалиться количеством, но важно понимать, что наша работа всегда связана с болью других людей. Так что я бы лучше бы сидел здесь и весь плесенью покрылся без вылетов. Людей жалко.
Держать за ручку
Врачам санавиации приходится иногда «подрабатывать» и психологами. Бывает, что прилетаешь на вызов и не можешь подойти к пострадавшему или погибшему, потому что родственники не дают — убиты горем, начинается агрессия ко всему с их стороны. Это к вопросу о том, почему их и не берут с собой на борт, потому что с человеком в этот момент нужно работать, объяснять. А у медиков своя работа, и по-настоящему плохо тому, кто у них лежит на койке, а не тому, кто плачет рядом. В таком случае иногда приходится проявлять жёсткость.
Эта проблема больше характерна для реанимационных отделений. Для того, чтобы родственник смог прийти к своему близкому человеку, находящемуся в тяжелом состоянии, его нужно психологически готовить, считает Иван. В то время, как он работал стационарным реаниматологом, никого посидеть и подержать за ручку в палату не пускал. Сначала жалобы писали, но потом понимали чаще всего.
Я родственников вовлекал в совместное ведение пациента с врачами и медперсоналом. Это очень хорошо лечит от всяких нежелательных эмоциональных реакций. И сразу становится видно, кто пришёл просто так – они, как правило, больше не возвращаются. А те, кто правда переживают, оказывают большую пользу, помогают в уходовых процедурах и с лечебной гимнастикой. Но нам ещё нужно учиться партнёрскому взаимодействию, набираться опыта. Только так это работает.
Иван говорит, что прекрасно понимает людей, родственники которых попали в реанимацию. Рассказывает, что, чем большими возможностями эти родственники обладают, тем сильнее их накрывают истерики в таких случаях.
У нас был пациент с черепно-мозговой травмой, его отец был влиятельным чиновником. Ему многое доступно по щелчку пальцев. Но в той ситуации он оказался практически бессилен. Щелчки больше не работали и из-за этого бессилия его накрыл гнев. Он грозился уволить всех. Мы с ним долго и много разговаривали, чтобы он успокоился.
Подвиги не нужны
Тверская санавиация начала готовиться к пандемии коронавируса, как только появились первые сообщения о новом заболевании.
Я параноик. Первоначально мы, как и весь мир, работали по протоколам французских врачей, борющихся с вирусом Эбола в Африке. Тогда же мы «выбили» закупку: до подорожания и дефицита накупили СИЗы, респираторы. У нас был плотный запас, он и сейчас поддерживается на всякий случай, — говорит Иван Кудин. — Нужно всегда идти на шаг впереди, чтобы потом не было внезапных ситуаций, которые бы потребовали героического подвига для их преодоления.
В этом случае система сработала на все сто: удалось предугадать и подготовиться.
В последние годы в Тверской области служба санавиация развивается стремительно. В этом, прежде всего, заслуга губернатора Тверской области Игоря Рудени. Наличие санитарной авиации в регионе до прошлого года не являлось обязательным. Участие в федеральной программе было добровольным: для этого было нужно набрать штат, соблюсти необходимые условия. Правительство пошло на это, потому, что наша область особенная: она огромная и очень вытянутая. К примеру, Торопецкая ЦРБ находится от Твери в 329 километрах. Это четыре часа пути по трассе.
Интерес к службе губернатора Игоря Рудени также обоснован: служба работает, себя показывает, является действенным инструментом улучшения состояния здравоохранения в области. Поэтому к нам есть интерес, и с нас есть большой спрос, — говорит Иван Кудин.
За последние годы в тверской санавиации появилось много нового. Поэтапно она интегрируется в систему диспетчеризации скорой помощи. В будущем это будет единый центр, в который будут стекаться все звонки, который будет 24/7 обладать оперативной информацией о количестве коек, их профиле во всех стационарах области. Идея крутая, конечно. За последние годы при содействии правительства Тверской области обновился автопарк. Нам выдали два новых реанимобиля, в будущем появится ещё один. Авиамедицинский отряд также разросся: в декабре 2017 года в регионе был один вертолёт. Тогда мы начали работу с национальной службой санитарной авиации. За год опробовали все типы воздушных судов, которые у них есть. Сейчас у нас два вертолёта Ми-8 и один Ка-32.
Сейчас и с машинами, и с вертолётами, и с площадками, в принципе, всё хорошо. Есть ряд медицинских технологий, которые, Иван Кудин хотел, чтобы были внедрены. К примеру, метод лечения для пациентов с тяжёлым поражение лёгких.
Глобально я вижу будущее санитарной авиации в объединении её со скорой медицинской помощью в единую службу.
Впереди службу ждёт наращивание информатизации, внедрение единых информационных систем во всех больницах области. Врачам хотелось бы включить в штат бригад кроме реаниматологов ещё и врачей скорой помощи. Потому что анестезиологи в Твери всегда в дефиците.
Мне хватит статистики за полгода по выездам, чтобы сказать, что в регионе происходит со всем здравоохранением. Если скорая решит свои кадровые вопросы и вопросы с подготовкой, то у нас работы практически и не останется в том виде, в котором она есть сейчас. Мы работаем ровно настолько, насколько есть потребность в нашей системе здравоохранения.
Валерия НИКОЛАЕВА
