24 ноября медиахолдинг РИА «Верхневолжье» отмечает 5-летие — время, за которое мы укрепились в дружбе со старыми друзьями и приобрели множество новых. Друзья начинают присылать первые поздравления и подарки для наших читателей. Ветеран журналистики, полный кавалер медалей ордена «За заслуги перед Отечеством», военный корреспондент, ветеран агентства «ИТАР-ТАСС» Александр Харченко передал для публикации на «ТОП Тверь» рассказ «Привет с Окинавы», в котором он описал свой первый опыт работы в «горячей точке», в частности, в Грузии, когда свергали президента, о встречах с чеченскими ребятами, коллегах-журналистах.
«ТОП Тверь» публикует рассказ в полном объеме в нескольких частях. Поверьте, это очень интересно.
Продолжение. Начало: Часть 1, Часть 2, Часть 3
Часть 4
Студенты отправились в буфет. Отпросились за десять минут до звонка. «потом очередь будет и пирожки кончатся…».
Сижу в аудитории. За окном усилился дождь. Идти никуда не хочется. Мысленно возвращаюсь на военный аэродром в Тбилиси.
Чертовски хочется есть. Сосед по номеру – командировочный майор из Челябинска, ушел на ужин в столовую. Счастливчик. У него талоны, а я «сосу лапу». Надо было попросить, чтобы хлеба принес. Излишняя стеснительность мне вредит. Поэтому забираюсь под одеяло и пробую уснуть.
За минувшую командировку во мне развилось чувство опасности. Вот и сейчас сквозь сон слышу взрывы и пальбу. Хочу с кем-нибудь этим поделиться. Толкаю мирно храпящего на соседней койке челябинца:
— Похоже, нацгвардия воюет…
Далекий от войны уралец, переворачивается на другой бок, сонно бормочет: «Какой бой? Ерунда. Это – гроза… Спи!».
Но грохот где-то там, на берегу Тбилисского моря мне не приснился. Утром это подтвердил коллега РД., который принес мне талоны на завтрак и обед.
Когда вернулся из столовой, диспетчеры посоветовали идти на летное поле.
— Там штабная «Тушка» Минобороны пустая. Генерал-лейтенант возвращается. Повезет, заберет с собой…
Несколько часов я, как дрессированный пес, смиренно сидел под надоевшим солнцем у кромки взлетной полосы. Когда к «ТУшке» подъехала черная «Волга», из которой вылез представитель Минобороны, подбежл к нему.
— Товарищ генерал, я – журналист из Москвы. Здесь был в командировке. Пожалуйста, возьмите! Мне очень нужно в редакцию! Мне обещал подполковник из разведотдела…
И тут я понимаю, что совершил ошибку.
— С каких это пор я должен подчиняться какому-то подполковнику? – надменно произносит генерал и отворачивается к сопровождающему его офицеру.
Я не выдерживаю:
— Посылать меня под пули в этот гребаный Тбилиси, так будьте любезны. А назад Родина не берет? – на одном дыхании выдаю я, поднимаю с травы сумку и направляюсь в сторону диспетчерской.
Делаю паузу и смотрю, с каким интересом студенты ждут продолжения этой истории.
— Корреспондент, вернуться! На борт, — гремит генерал.
— Нахальство – вторая натура? – замечает «карелка».
Я долго глядел на бесконечную синеву в иллюминаторе и радовался, что командировка в Тбилиси закончилась, но это оказалось далеко не так…
— Что было дальше? – зашумела группа, хотя уже прозвенел звонок, и студенты могли отправиться по своим делам, но все остались. И я продолжил.
Лезгинка под аккомпанемент «Калашникова»
Не успел вернуться в Таллин, как раздался телефонный звонок из Москвы.
— Привет, Саша! Как смотришь, чтобы отправиться в Грозный? Там твой «земляк» из Тарту Дудаев разбушевался, — слышится в трубке голос руководителя Редакции военной и политической информации.
— У меня еще выстиранные джинсы не высохли.
— За ночь высохнут. На коллегии решили отправить именно тебя, потому что ты знаешь «мятежника».
И я отправился в Грозный – чтобы подстраховать нашего собкора Шарипа Асуева в прямом смысле опасной для него и его семьи обстановке.
В непризнанной Чеченской Республике в конце октября намечались выборы первого президента. Задолго до этого всем было ясно: генерал-майор авиации Дудаев, прибывший на родину из эстонского города Тарту, где командовал стратегической дивизией тяжелых бомбардировщиков, «обречен» на эту должность.
Джохара Мусаевича я встретил в здании бывшего Грозненского горкома КПСС. Невысокого роста, в шикарном темно-синем костюме и в шляпе. По лицу разбежались две тонкие полоски усов итальянского мафиози. Он смотрит на меня снизу вверх и говорит:
— Я вас по Эстонии не помню.
— Как же, а помните, как солдат из батальона аэродромного обслуживания угнал бензовоз, пьяный носился по Тарту, врезался в бетонный столб и сгорел? Я приезжал, брал у вас интервью…
— Это был не мой солдат, — чуть не задохнулся Дудаев. – Вспомнил. Вы – Харченко. Потом еще были у нас на учениях, — и уже потеплевшим голосом спрашивает: — Что привело в Грозный?
— Предстоящие выборы
— Очень хорошо, — генерал дружески хлопает меня по плечу, как старого знакомого.
Шарип Асуев оказался отличным парнем. С первых минут нашей встречи мне показалось, что мы знакомы тысячу лет.
До дня выборов президента еще есть время. И тут все началось: сон по три-четыре часа в сутки, утренние обзоры местных газет для Москвы, днем сбор текущей информацию. Вечером – застолье. Мирная стрельба за окном…
Именно тогда, в Грозном, я почувствовал, что такое настоящее чеченское гостеприимство. Это — бесконечные встречи с огромным количеством людей, которые откровенно радуются гостю.
Шарип знакомит меня со своими друзьями. Все они учились в Москве на разных факультетах МГУ – от журналистики до философского.
Каждая наша встреча заканчивается длинными разговорами и даже спорами о международной политике, мире и войне, отношениях Чечни с Россией.
Вот и сегодня поздно вечером мы приехали к Мусе – главному редактору республиканской газеты. В Тбилиси я уже привык видеть гражданских людей с оружием. В Грозном та же картина.
В коридоре перед окном скучал здоровенный охранник с пулеметом. В гостиной был накрыт стол, за которым сидели мужчины, о чем-то переговаривались вполголоса. Потеснились, освобождая нам места.
Жена хозяина – также выпускница МГУ, свободной рукой держит край легкого платка, закрывающего лицо. Другой ставит перед нами тарелки с галушками, пиалу с чесночным соусом, пододвигает перья зеленого лука. В центре стола на подносе лежат куски вареной говядины. Все вместе – это чеченское национальное блюдо жижиг-галнаш /«мясо-галушки»/.
Я по наивности спрашиваю Мусу:
— Может пригласить супругу за стол?
На что сидящий рядом Шарип шепчет мне на ухо:
— У нас не принято.
Тогда поговорим о том, что принято.
Во время застолий я хорошо уяснил: в разговоре с чеченцами не должно врать. Лучше промолчи. Если они почувствуют ложь, доверия к тебе не будет. Никогда! И это в дальнейшем не раз спасало мне жизнь.
И все это перемешивается с дружескими тостами. Хотя пусты прилавки магазинов, а на рынке цены кусаются, столы ломятся от еды и выпивки. Пьем и дуэтом поем с Шарипом: «…Я хотел въехать в город на белом коне,/ Да хозяйка корчмы улыбнулась мне…». Эта песня Малинина стала лейтмотивом всей моей первой поездки в Грозный.
— А сколько их было всего? – спрашивает Даша.
— Включая две чеченские войны – более двадцати.
— Надо же, — выдыхает «итальянка» Нина и с уважением смотрит на меня.
В те дни в Грозном кипели два круглосуточных митинга.
На площади Свободы, где собираются сторонники генерала Дудаева, царит ликование, звучит зажигательная лезгинка. Мужчины хлопают в ладоши, всячески поддерживают парня в черной бурке и красивую девушку в длинном национальном платье.
На здании Совмина красуется цитата из Корана: «Сейте мир между вами. Мохаммед». Рядом лозунг: «Маршо е ожал!» — «Свобода или смерть!».
На меня никто не обращал внимания.
— А вы не думали, что в любой момент могли получить по зубам, как русский, — спрашивает «карелка».
— Нет, в целом обстановка была шумная, но мирная.
Стоящие рядом мужчины начинают раскачиваться, а затем вприпрыжку быстро бегут по кругу. Их движения ритмичны. Они хлопают в ладоши, отбивая ритм танца. Громко, нараспев повторяют: «Ля илляха илля-ллах!».
— Восхваляют Аллаха. Это «зикр», что значит «память», — поясняет мне друг Асуева преподаватель философии Зияд, и словно читает по книге: — Чувство причастности к вечности, сплачивает. «Зикр» это — покаяние, поминание себя, своих прегрешений и добрых дел. Молитвенное поминание имен Божьих. Все они — перечень достоинств и добродетелей, которые должны быть у людей.
— А вам не хотелось присоединиться к ним? – неожиданно спрашивает «дюймовочка».
— И побегать с ними, наэлектризовать себя, — вторит ей «бобер» Евгений. – Вы бы получили дополнительный прилив сил, необходимый в командировке.
— Думаю, мусульмане бы не поняли. А так казалось, на меня и на камеру фотокорреспондента журнала «Огонек» Марка Штейнбока никто на площади Свободы не реагировал.
Старый чеченец, заметив, что я делаю пометки в блокноте, подходит и говорит, что знает Дудаева.
— Однажды я спросил его: «Джохар, если ты станешь президентом, жизнь нашего народа станет лучше?». И он ответил: «Да!». «Я верю первому и единственному генералу-чеченцу с 1917 года».
Гвардейцы хвастаются друг перед другом пистолетами, пулеметами, автоматами. На некоторых из них висят «шмайсеры» времен Великой Отечественной войны, найденные в схронах горных егерей из немецкой дивизии «Эдельвейс». Самым престижным в Грозном в те дни был пистолет Стечкина. За него давали автомобиль.
— Неужели никто и представить не мог, к какой беде приведет правление Дудаева, — спрашивает Ленчик-панк.
На площади, которая еще недавно носила имя Ленина, а теперь это площадь шейха Мансура, шумела оппозиция. Здесь собирался весь цвет чеченской интеллигенции. Звучали лозунги: «Нет выборам под дулами автоматов!», «Общенациональный конгресс чеченского народа, не выступайте от его имени!». Между митингующими метров четыреста.
— Чеченцы боятся друг друга больше, чем иноплеменника! Если прольется кровь, весь род убийцы будет уничтожен, — сурово говорит мне горбатый старик. — Таков наш закон.
Из рук в руки передается открытое письмо Дудаеву учительницы Марет. Я читал его: «Всем живущим в Чечено-Ингушетии вы не соотечественник, так как всю жизнь прожили на чужбине, делая себе карьеру… Когда нас в тридцатиградусный мороз разгоняли струей холодной воды с площадей за наши справедливые требования, вот тогда надо было бороться за независимость народа, а не теперь, когда перестройка дала нам все свободы… Где вы были тогда? Почему вы не знали о положении своего народа? А если знали, почему вы продолжали преданно служить советскому режиму, оставаться в рядах Коммунистической партии?.. Вот почему я не могу назвать вас соотечественником…». «Я не могу назвать вас мусульманином, отец и мать священны в Коране. А мы хорошо знаем, что ни одна мать-мусульманка не даст благословения сыну на брак с христианкой (как бы хорошо она не готовила жижиг-галнаш). Вы – сын, который ослушался своих родителей. Вы всю жизнь прожили с русской женой без веры, без молитвы. И я больше чем уверена, что вы не умеете читать молитвы. Так какой же вы мусульманин? То, что вы человек нечестный – это мне понятно: может вы поэтому не смотрите нам в глаза…»
За несколько дней до голосования Народный депутат СССР Сажи Умалатова сказала мне в интервью:
— Пишите. Выборы, конечно, незаконны, но пусть бы они уже прошли. Надо сделать все, чтобы разрядить обстановку. Вы же видите – никто не работает. И каждый мнит себя президентом. И кто бы им ни стал, противостояние будет. Самое страшное в моей республике…
Салман Садаев — член Шариатского суда из села Старая Сунжа, заявляет мне: «Мы не хотим крови и не собираемся воевать, но народ решил самоопределиться и имеет на это право». 67-летний чеченец участвовал в собрании представителей старейшин и мусульманского духовенства республики. Он знает, о чем говорит: «Призываем противоборствующие силы решать все проблемы только мирным путем!..».
До выборов еще было время. Преподаватель Грозненского госуниверситета Лема попросил меня встретиться с первым курсом факультета журналистики. И я с удовольствием рассказывал молодым чеченцам и ингушам, о работе информагентства, жанрах, советовал, как писать.
— И как же? – интересуется «кудряшка».
— Всегда начинать с оперативного повода. Уже в первом абзаце должны быть ответы на вопросы: кто? где? когда? и что? А дальше, представьте, вы пишете мне письмо: «Уважаемый, Александр Антонович!…». Потом рассказываете тему и убираете «Уважаемый…», обращения ко мне в других местах и получите готовый текст, как скульптура, с которой ваятель снял гипс с бронзовой фигуры.
— Надо попробовать по этой технологии, — тряхнула головой «карелка». – В среду Токареву репортаж сдавать…
Прощаясь, пожелал ребятам: постоянно расширяйте свой кругозор – больше читайте (увеличивайте словарный запас), ходите в музеи, в картинные галереи, смотрите лучшие ленты мирового кино. Здесь преподаватели вам не помогут. Могут только вывести вас на правильный курс, как штурман корабль в мировом океане.
— И много у них было вопросов? – спрашивает Даша.
— Больше, чем у вас ко мне.
А белого коня и всадника, словно из песни Малинина, я встретил в день выборов президента Чечни. Он приехал из горного села на избирательный участок.
Мовлади Удугов — ближайший сподвижник Дудаева, дал мне машину с водителем.
— Для того, чтобы он присматривал за вами? – фантазирует Ленчик-панк.
— Не без этого.
— А как же Асуев?
— У него корпунктовская «Волга». Не могли же мы вдвоем ездить по одному маршруту – картина выборов была бы не полной.
Я мотался по избирательным участкам, митингам, разговаривал с участниками этой кампании. Шарип «окучивал» начальников, известных политических и общественных деятелей.
— «Окучивал» — хорошее слово – надо запомнить, — улыбается «бобер» и что-то записывает в блокнот.
— Я голосовала за мир, чтобы только не убивали, — говорила мне, плача, пожилая русская женщина. – Если будущий президент поведет умную политику, все будет хорошо. А так: русские уезжают отсюда. Боятся за своих детей, за себя.
Не все в Чечне радовались победе Дудаева.
Среди его оппонентов особенно выделялся председатель исполкома Шалинского района:
— Мнение однозначно: это были выборы в несуществующую республику. Это противоречит законодательству и здравому смыслу. В выборах участвовало мизерное число людей.
Об этом заявили мне еще несколько председателей райисполкомов, которых я встретил в его кабинете.
— Эти выборы вызывают возмущение и чувство бессилия, — подошел ко мне знакомый преподаватель университета.
Позже российский парламент признал эти выборы недействительными.
В Грозном, когда стали известны результаты голосования, сторонники Дудаева начали палить в воздух из всего, что могло стрелять.
…Представив эту картину, «пышка» зажмурилась, даже закрыла уши ладошками. Впечатлительная мамзель!
Стоящий рядом со мной, завороженный толпой, парнишка лет шестнадцати, снял с плеча автомат и засадил в небо длинную трассирующую очередь. По чеченскому обычаю так салютуют на свадьбах или при рождении ребенка, на праздниках.
Пожилой чеченец с испещренными глубокими морщинами лицом в высокой каракулевой папахе и шикарном кожаном пальто подошел к гвардейцу и попросил автомат.
— Зачем?
— Хочу один раз выстрелить за Джохара.
Гвардеец устанавливает оружие на одиночный выстрел и протягивает ему автомат:
— Давай, отец!
Выстрел. Довольные улыбки на лицах обоих. Чавкает планка предохранителя. Стрелявший возвращает «калаш» хозяину. Торжественно, как саблю — с двух рук, и с чувством собственного достоинства продолжает свой путь.
Продолжение следует.
